"конечно же все они тайно хотели быть мальчиком, который выжил. потому что они были детьми, потому что не понимали жизни. а что в этом такого? выросшие на статьях "еженедельного пророка", сказочных слухах и суждениях взрослых. особенно уизли — дети семьи, разрастающейся несоразмерно финансовым возможностям. растущие разве что не на головах друг у друга. кому из них не хотелось быть героем гарри поттером, мальчиком, который с беззаботной улыбкой нарушал правила, спасал мир и без зазрения способным купить целую тележку сладостей в "хогвартс экспрессе". за сахарной дымкой детского восприятия было не разглядеть острых углов реальности, а она как назло не сильно спешила развеяться, обнажая настоящие вещи."

" Селвин была не его поля ягода, даже если он очень хотел заглянуть к ней через забор и понять, чем же живут на другой траве и с другими кустами. Он так сильно держался за свою правду об "удаче", что ему даже в голову не пришло, что его действия могут быть неправильно поняты. Выкидывать шестерки на кубах для него так же естественно, как угадывать по звездам завтрашний день или выбираться ночью гулять. Было удивительно, что для кого-то это не "само собой полагающееся". "

"Его бледные губы стираются в скупую нить, за ними зубы смыкаются плотно, так, что скоро заскрежещут. Пальцы стискивают стакан — был бы он сильнее, мог бы и раздавить стекло, — и Вагнер выполняет просьбу всё так же молча. Кажется, проходи мимо какая-нибудь кошка и заяви Моро, что ей срочно нужен кошачий труп — он бы свинтил животному шею так же быстро, чётко, не меняясь в лице."

"Учебник, за которым она скрывалась то и дело сползал, и она ставила кляксы. Это было чертовски обидно. На глаза наворачивались слезы. Слезы несправедливости от того что ее теперь будут считать плохой, что мама плохо воспримет эту новость, что чертов учебник сползает, что шариковые ручки в магический мир до сих пор не завезли. А еще спина под рубашкой решила начать чесаться, будто кто-то подсыпал ей чесоточного порошка за ворот. При этом у нее не было ни единого варианта, когда это могло произойти. Она просто ощущалась себя неуместной, неумелой, глупой и не дай Мерлин было сейчас еще и разрыдаться в общей гостиной факультета, где никто не подумает ее жалеть"

"— Теперь вы знаете, что история — это не только факты. Ее вершат обычные маги, такие же как мы с вами, поэтому все происходящее можно назвать последствиями личных переживаний. Будьте осторожны, разбивая кому-то сердце, вы, возможно, создаете нового лидера политической партии, который уничтожит десятки биологических видов. — Астория закрыла конспект с краткой лекцией занятия и поднялась со стула. — Была рада видеть вас всех бодрствующими на моем занятия, можете быть свободны."

"Ни разу в жизни Одри никто не говорил, что она упрямая, но за жизнь Ричарда она цеплялась смертельной хваткой, не в силах её отпустить. Пусть даже тысячу раз со стороны всё было ясно. Пусть Перси считал, что всё потерянно. Но Ричарду не может быть лучше в Мунго, чем с женой дома. Пусть даже он не помнит, что Одри его жена. Зато Одри помнит, что это её Ричард. И не упустит даже самый маленький шанс на то, что все снова будет так, как раньше."

"Большинство человеческих бед, если так подумать, начинаются исключительно с того, что каждый считает сказанное слово чем-то драгоценным и важным, словно то не слово, а кислород, эликсир вечной жизни или ответ на любой вопрос. Это эгоизм или страх оказаться бесполезным, отчаянная попытка заткнуть собой любую дырку? "

"Круэлла отлично знала, в Хогвартсе найдутся и те, кто её возненавидит, и те, кто будет злословить за её спиной. А если она как следует постарается, а она обязательно постарается, то появятся и те, кто будет побаиваться и опускать глаза в пол, проходя мимо. Но что делать с теми, кто будет смотреть сквозь неё и не замечать?"

"Кто бы мог подумать, что такой огромный, такой многолюдный Хогвартс может быть таким...пустым? Двумерным, серым и картонным. Разучившимся быть самим собой, каким ему положено — веселым, многолюдным, уютным и теплым. И Берт в нем такой же. "Разучившийся" — холодным шелком шелестит у основания шеи. Эта мысль приходит сама собой. Формируется внезапно. Но единожды вцепившись коготками в сознание, больше не отпускает. Мальчишка рассеянно улыбается взрывам смеха вокруг, привычно путается в ногах и перекрестьях дорог, тонет в серых мышиных спинках повседневности, кишащим потоком несущей его куда-то вперед без оглядки. Но все не может отделаться от растерянности, плавящейся рафинадом в ненавистном черном кофе будней."

"Дарро долго смотрит в смурное лицо владельца трактира, Забини смотрит в ответ — искры, безумия не происходит. Он массирует переносицу, оценивая, насколько вежливо будет воспользоваться гайтаном? Насколько это в принципе будет рационально. Наверное, его "поймали". Но, кажется, человеку до "улова" нет дела. В дрожащем полумраке трактира на дне темных глаз плещется что-то страшно похожее на просьбу запечатать меж бровей одно непростительное, чтобы больше не мучиться — так говорит усталость сторожевой собаки. Слишком знакомое ему самому чувство."

"Блейз тоже помнил. Одно очень похожее обещание, данное человеку, чье лицо он сейчас носил. А еще помнил с каким выражением тот смотрел на него в тот момент. Равно как и понимал, что вряд ли сможет его повторить, поэтому просто кивает с присущим Малфою чувством успокаивающего присутствия и неодиночества. Даже у итальянцев есть предел совершенства. Например, в актерской игре."

"Кай говорит, что врач — выбор хороший и Анна-Мария морщится. Ей не нравятся разговоры о "хорошем" и "плохом" потому что в них есть львиная доля снобизма. Будто что-то внутри наделяет тебя достаточной силой для того, чтобы давать оценку. Будто это слишком выше твоего достоинства просто позволять тем или иным вещам случаться. В несовершенном мире все слишком неоднозначно. Вот например; убить это хорошо или плохо? Плохо, конечно же. А если убить тигрицу, напавшую на ребенка, это все еще плохо? Для кого? Для ребенка или тигрицы и её маленьких тигрят?"

"И справедливость, прожорливая тварь, требует показать всем, то, что Мерфи увидел с самого своего первого взгляда на эту девчонку. Она здесь не ради квиддича. Она здесь самозванка. В круг снисходительно расступившихся для него подростков, принявших его, она пришла с какой-то другой целью. Ей же даже не хватает норова нормально огрызнуться. Вдарить ему битой, ввязаться в драку, отстаивая свое...Мун злобно скрежещет зубами, чувствуя лютую потребность вывести Круэллу на чистую воду. Быть может поэтому он отправляет в нее бладжер. Чтобы показать, что она из другого теста. Не такая как они все. Сейчас она разревется, упадет с метлы, ее понесут в Больничное, а Мерфи, безусловно, накажут. Но свое он докажет."

"Сгоревшие теплицы с мандрагорой. В ближайшее время прогнозируется рост на целительные зелья. Комментарии колдомедика из Мунго и представителей Министерства Магии. Надо успокоить чрезмерно впечатлительных читателей. Да, пообещать незаметные колебания цен и убедить, что несколько десятков теплиц погоды не сделают. И ни в коем случае не интересоваться мнением обычных жителей магической Братании, потому что так уже заведено, что если Министерство говорит: "без паники" - все почему-то решают в общем порыве поддаться как раз той самой панике. Потому что же точно что-то недоговаривают. Потому что хотят скрыть от общественности гуманитарную катастрофу."

" - And after all You're my wonderwall, — и это, пожалуй, был вопрос. Вернее, если бы музыка воспринималась таким же очевидным средством коммуникации, как и прямая речь, а гитара была бы его голосом, то эти пропетые строки означали бы нечто вроде: "Смотри! Я, кажется, нашел для нас идеальный вариант. У Oasis достаточно песен, которые под одну гитару звучат как целостные произведения! Просто доверься мне, my wonderwall"."

"Парню, казалось, что преподаватели давно махнули на него рукой… Ну или просто были заняты пропажей студентов. В любом случае, Ро очень скептично относился к желанию героев вроде Гарри Поттера или Гермионы Грейнджер преподавать в школе. Типо, камон, да даже тролль поймет, что это просто прикрытие… Ну либо Рон Уизли — единственный адекватный из героической троицы, ибо держится подальше от школы."

"и лэмб сразу сжимается под его давлением. разбушевавшийся монстр внутри осознает, насколько уродлив, и злится от этого сильнее. "я не монстр! так выглядит моя любовь!" — то ли ревет, то ли скулит ужасная сущность, называемая внутренним миром перси. почему-то ему хочется доказать свою необходимость, даже если для этого придется оскорбить. было ли время, когда он не был столь противоречив? не было."

"— Взрослые не считают нужным посвящать детей в свои планы, а просто отдают тупые приказы, а когда мы спрашиваем "зачем", говорят, что мы должны просто слушаться ради своей безопасности. У всех есть тайны! — И это не звучит оправданием для всех. Через сокрытие важных деталей взрослые унижают детей. Они никогда не объясняют доходчиво, просто говорят "вы идиоты, а мы тут со всем разберемся". Не разберутся. Уже сколько недель они не могут разобраться? Кажется, Дейзи до сих пор во всем этом участвует только из-за реактивной тяги своего возмущения."

"Сам Роан решительно отказался идти на автограф-сессию, он все ещё носился со своей вселенской обидой на хаффлпаффскую команду, на квиддич в принципе и на весь мир, наверно, в целом. Проигнорировав уколы совести, Лулу с присущей ей заботой похлопала брата по плечу и пообещала, что он будет жалеть об этом решении всю оставшуюся жизнь. Лошара."

"Унылый материал, конечно, но а какой ещё ждать в пятницу, поздним утром, когда все, кто собирался под ненавязчивые песенки радиоприемника, уже давно на работе, а все безработные слушательницы "Ведуньи" ещё спят. Никому и дела нет до интервью в такое время, это лишь способ заполнить эфирное время болтовней и разбавить репетитивные трели. В это время Джо обычно принимал в гостях всяких средней руки специалистов, как правило, самостоятельно написавших в редакцию. Гости обычно нисколько не сомневались в собственной важности и гениальности своей работы, и Джо им подыгрывал, убедительно имитируя интерес к разговору."